Королева Виктория — принцу Альберту
31 января
1840 года
В одном из писем Вы упоминали о нашем пребывании в Виндзоре, но, дорогой Альберт, Вы явно чего-то не понимаете. Любимый мой, Вы забываете, что я правлю государством, и эта работа не может подождать, ее нельзя приостановить. Заседания парламента продолжаются, что-то происходит почти каждый день, мое присутствие может понадобиться, поэтому мое отсутствие недопустимо, следовательно, оно может продолжаться самое большее два-три дня. Мне не будет ни минуты покоя, если меня не окажется на месте, если я не смогу видеть и слышать, что происходит, и все вокруг, в том числе мои тетушки, весьма сведущие в подобных вопросах, считают, что я должна приступить к делам уже на третий день, ибо в окружении двора я не могу рассчитывать на уединение. Кроме того, этого я и сама желаю.
Теперь о гербе. Как английский принц, Вы не можете претендовать на него, и дядя Леопольд не имеет права делить на четверти английский герб, но правитель может разрешить это данной ему королевской властью: на такой шаг пошел ради дяди Леопольда принц-регент, и я сделаю то же самое для Вас. Но это возможно только при условии королевского повеления.
Следовательно, я без промедления распоряжусь выгравировать для Вас печать… Я прочла в газетах, что Вы, дорогой Альберт, получили много орденов, а также что королева Испании пожалует Вам орден Золотого Руна…
Прощайте, дражайший Альберт, и почаще думайте о своей преданной
Виктории Р.
Королева Виктория — королю Бельгии
(20 декабря 1861 года, отправлено из Осборна)
Мой дражайший, добрейший отец, ибо я всегда любила вас как отца! Несчастная малютка, восьми месяцев от роду лишившаяся отца, стала убитой и раздавленной горем сорокадвухлетней вдовой! Моя счастливая жизнь кончена! Я лишилась целого мира! Если мне суждено жить и дальше (и я постараюсь стать ничем не хуже, чем есть), значит, впредь я буду жить только ради наших бедных, оставшихся без отца детей, ради моей несчастной страны, которая в его лице лишилась всего сразу, и при этом я намерена поступать только так, как пожелал бы он, ибо он рядом со мной, его дух направляет и вдохновляет меня! Но, оказаться отрезанной от мира во цвете лет, увидеть нашу чистую, счастливую, тихую, домашнюю жизнь, единственно способную примирить меня с моим пренеприятным положением, и оказаться отлученной от нее в сорок два года, когда я так рассчитывала, что Господь никогда не разлучит нас, даст нам состариться вместе (хотя он часто заговаривал о мимолетности жизни) — как же это ужасно, как жестоко! Но, возможно, это было сделано ради его блага, его счастья! Он был слишком чист, его устремления были слишком возвышенны для этого жалкого, ничтожного мира!
Его великая душа только теперь наслаждается благодатью, которой она была достойна! Я не завидую ему, только молюсь, чтобы моя душа совершенствовалась, дабы пребывать с ним в вечности, блаженного мига устремления в которую я с нетерпением жду. Милый, милый дядя, как хорошо, что Вы приедете! Утешение будет невыразимым, Вы так хорошо умеете объяснять людям, как им надлежит поступать. Что до моих добрых слуг, в особенности бедняжки Фиппс, никто не сравнится с ними в преданности, никто не горюет больше, чем они, и не старается во всем исполнять его волю!
Приезжала добрая Алиса, она чудесна.
26-е полностью устроит меня. Вечно преданное Вам несчастное дитя
Виктория Р.